Владимир Дуров

 И вдруг у нашего надзирателя, у «дядьки», появилась своя собака, тоже Жучка. Жизнь нашей Жучки сразу переменилась: «дядька» заботился только о своей Жучке, а нашу бил и мучил. Однажды он плеснул на неё кипятком. Собака с визгом бросилась бежать, а потом мы увидели: у нашей Жучки на боку и на спине облезла шерсть и даже кожа! Мы страшно разозлились на «дядьку». Собрались в укромном уголке коридора и стали придумывать, как отомстить ему.

 — Надо его проучить, — говорили ребята.

 — Надо вот что... надо убить его Жучку!

 — Правильно! Утопить!

 — А где утопить? Лучше камнем убить!

 — Нет, лучше повесить!

 — Правильно! Повесить! Повесить!

 «Суд» совещался недолго. Приговор был принят единогласно: смертная казнь через повешение.

 — Постойте, а кто будет вешать?

 Все молчали. Никому не хотелось быть палачом.

 — Давайте жребий тянуть! — предложил кто-то.

 — Давайте!

 В гимназическую фуражку были положены записки. Я почему-то был уверен, что мне достанется пустая, и с лёгким сердцем сунул руку в фуражку. Достал записку, развернул и прочитал: «Повесить». Мне стало неприятно. Я позавидовал товарищам, которым достались пустые записки, но всё же пошёл за «дядькиной» Жучкой. Собака доверчиво виляла хвостом. Кто-то из наших сказал:

 — Ишь гладкая! А у нашей весь бок облезлый.

 Я накинул Жучке на шею веревку и повел в сарай. Жучка весело бежала, натягивая верёвку и оглядываясь. В сарае было темно. Дрожащими пальцами я нащупал над головой толстую поперечную балку; потом размахнулся, перекинул верёвку через балку и стал тянуть.

 Вдруг я услыхал хрипенье. Собака хрипела и дергалась. Я задрожал, зубы у меня защёлкали, как от холода, руки сразу стали слабые... Я выпустил верёвку, и собака тяжело упала на землю.

 Я почувствовал страх, жалость и любовь к собаке. Что делать? Она, наверно, задыхается сейчас в предсмертных мучениях! Надо скорее добить её, чтобы не мучилась. Я нашарил камень и размахнулся. Камень ударился обо что-то мягкое. Я не выдержал, заплакал и бросился вон из сарая. Убитая собака осталась там... В ту ночь я плохо спал. Всё время мне мерещилась Жучка, всё время в ушах слышалось её предсмертное хрипенье. Наконец настало утро. Разбитый, с головной болью, я кое-как поднялся, оделся и пошёл на занятия.

 И вдруг на плацу, где мы всегда маршировали, я увидел чудо. Что такое? Я остановился и протёр глаза. Собака, убитая мною накануне, стояла, как всегда, около нашего «дядьки» и помахивала хвостом. Завидев меня, она как ни в чём не бывало подбежала и с ласковым повизгиванием стала тереться у ног.

 Как же так? Я её вешал, а она не помнит зла и ещё ласкается ко мне! Слёзы выступили у меня на глазах. Я нагнулся к собаке и стал её обнимать и целовать в косматую морду. Я понял: там, в сарае, я угодил камнем в глину, а Жучка осталась жива.

 Вот с тех пор я и полюбил животных. А потом, когда вырос, стал воспитывать зверей и учить их, то есть дрессировать. Только я их учил не палкой, а лаской, и они меня тоже любили и слушались.