Ты звонишь каждый день. Ты без меня не можешь. Не можешь справиться со своими проблемами...
Я слушаю.
─ А потом он мне заявляет, что Никитин не в курсе дел! Ты представляешь?
─ Забыл ему позвонить?
─ Забыл! За что я ему плачу? Свет, я застрелюсь когда-нибудь, ей-богу!
На следующий день я звоню секретарше Никитина и, представившись твоим новым помощником, обсуждаю все дела. Ты доволен.
Вечером телефон снова трещит. Ты. Я знала.
─ Уволю я Юрку, Свет. Все равно от него никакого толку.
─ У него сын годовалый. Не стыдно?
─ Стыдно.
Ты понимаешь своего непутевого помощника Юрия. У тебя у самого трехлетняя дочь. Морока. Я никогда не узнаю как это. Ты женат.
Всю неделю на улице дождь. Стена воды от низкого тяжелого неба до земли. Мне неуютно в такую погоду. Кажется, что капли барабанят в окна именно по мою душу. У тебя аврал на работе. Опять кто-то что-то забыл. Ты звонишь ночью.
─ Все три машины! А открытие через две недели! Бог ко мне несправедлив, Свет.
─ И ничего нельзя сделать?
─ Можно, наверное, но если я на себя еще и разборки с таможней взвалю... Сдохну от натуги!
Я юрист по образованию. Со стажем, хоть и маленьким. Четыре дня трачу на поиск знакомых в нужных инстанциях. Машины с мебелью разгружаются у дверей склада уже вечером пятого дня. Ты будишь меня звонком утром шестого.
─ Свечку за тебя поставлю, Светик! Как смогла? Сложно было?
─ Не очень.
Никогда не скажу тебе, было ли мне сложно. Помогать тебе - радость. Мне не сложно, честно. Ты смеешься в мембрану аппарата, создавая помехи. Я смотрю за окно. У соседей родилась двойня. Новоиспеченный отец выгуливает свое маленькое стадце в лице жены, тещи и двухместной коляски, наворачивая круги вокруг грибка в песочнице. Тяжело ему. А на лице улыбка. Мне не понять.
─ Занавески не того цвета! Интерьер выдержан в зеленой гамме, а машина пришла битком набитая красным атласом. Невроз заработаю. Устал как собака! Маргарита уже за мужика меня не считает.
Маргарита - твоя жена. Вторая. С первой ты развелся еще в университете. На третьем курсе поженились, а через полтора года - расстались. Детей в том браке не было. В этом появилась Ксюша.
Думаю о занавесках.
─ Надо срочно подыскать что-нибудь дешевое, но стильное. На первое время.
Это ты мне идеи подкидываешь. Знаешь, что в голове у меня только твои проблемы. Отвечаю, поразмыслив:
─ У моей подруги мама в тюлевом салоне... Посмотрю.
Открытие твоего ресторана назначено на субботу. Сегодня четверг. Я выбрала два типа ткани, по гамме различающихся на полтона. Нанятый тобой дизайнер посмотрел на меня с завистью. В награду за труды ты смешал мне фирменный коктейль, секрет которого не знает даже искушенная Маргарита. Я пью и хвалю. Помогла.
Лето приходит жаркое. Ресторан пользуется успехом. У тебя опять аврал, но на сей раз ты более чем счастлив. Каждый вечер сморю тупое шоу на третьей кнопке. Жду звонка. Обычно звонишь только после одиннадцати.
─ И она мне заявляет, что устала... А что я могу сделать? На какие шиши она рассчитывает жить, если я все брошу и вплотную займусь латанием дыр в «любовной лодке»? Дура...
─ Она сорвалась просто.
─ Брось, Светка, я взрослый мужик. К тому же один развод уже пережил.
─ Серьезно разбегаетесь?
─ Похоже на то.
─ И... Ты как? Тебе тоже... Устал?
От Маргариты невозможно устать. Писаная красавица, точно с обложки. Умная и в меру стервозная. Такие на дороге не валяются. На вашей свадьбе весь мужской коллектив, подвыпив, разглагольствовал на тему, кому красавица Марго должна была достаться по праву. Ты улыбался тогда, как сытый кот. Я разбила хрустальный бокал. Слишком сильно сдавила. Порезалась.
Развод оформляют уже через два месяца. На твоем плече лежит желтый листок липы. Осень сунула в город длинный любопытный нос. Ты молча куришь. Я смотрю мимо твоих глаз - на рекламный плакат. Обещаешь позвонить и уходишь, швырнув сигарету на асфальт. Тушу её каблуком. Смотрю вслед. До свидания...
─ Адвокат даже связываться не велел.
─ Значит, Ксюша с ней останется?
─ Мне - квартира и Морс. Маргарите - машина и Ксения. Поделились по-братски!
Смех в трубке. Далекий и горький. Глажу по макушке свою собаку. У меня рыжий кокер-спаниель по кличке Хорек. Звучит обидно, но хорьки-то не виноваты. Его назвал так парень, с которым я встречалась в то время, когда решила завести собаку. Ты меня отговаривал. У тебя кот. Тот самый, что Морс. Говоришь, с животными сложнее, чем с детьми. Я никогда не смогу сравнить. Ты в разводе, но ко мне все равно отношения не изменишь. И не следует.
Говорим до поздней ночи. Теперь тебе можно - Ксюша не спит в соседней комнате, а Маргарита не зовет в постель. Вешаешь трубку первым. Слушаю короткие гудки. Хорек зевает и уходит в коридор на свое место. В окно царапается ветка клена. Не пущу её. Никого не пущу.
В ноябре выпадает первый снег. Смотрю на него с испугом. Он тоже по мою душу. Ты с головой ушел в работу и чувствуешь себя прекрасно. Брак - не твое. Говоришь мне это чуть ли не каждый день. Поддакиваю, а про себя понимаю, как тебе несладко.
─ Да, тот самый. И надо было ему аккурат сейчас приехать...
─ Не беспокойся. Завези Ксюшу ко мне.
─ Задолбает она тебя, Свет. Не буду.
─ Хочешь ребенка три часа на скучном семинаре продержать? Сжалься, она твоя дочь как-никак.
По решению суда ты можешь видеть дочку два раза в неделю. Маргарита согласилась оставлять её у тебя на выходные - с вечера пятницы по утро понедельника. Ей так удобнее.
Не единожды видела Маргариту в кампании статного джентльмена чуть за сорок. Тебе не сказала. Какое тебе дело до личной жизни бывшей жены?
Ксюше со мной весело. И мне эта девочка нравится. У нее твои глаза - голубые с темно-серым ободком. А лицо мамино. Слегка вздернутый носик, пухлые губки, широкие скулы. Когда вырастет, станет грозой шумных вечеринок. Натерпишься ты с ней еще. Постараюсь помочь.
В Новый Год ложусь спать еще до двенадцати. Тебя нет в городе. В углу темной комнаты мишурой мерцает маленькая елочка. Я купила тебе подарок - зажим для галстука. Это пошло, понимаю. Поэтому не буду дарить. В картонной коробке из-под обуви, что стоит на антресолях, лежат все купленные тебе вещи. Так и не подаренные. Ты сразу сказал, чтобы я не вздумала тебе ничего дарить. Чуть ли не в первую встречу. «Не люблю обременять себя и других». Слукавил. Я посмеялась и согласилась. Зажим для галстука положу в коробку завтра. Я обещала не дарить подарков, а вот покупать...
Звонишь ближе к четырем утра. По голосу слышу, что погуляли с друзьями очень даже неплохо. Ты смеешься. Люблю твой смех. И веселый, и грустный. Всякий. Желаю счастья и удачи в Новом Году. Хохочешь громче прежнего, называешь «музыкальной открыткой». Смех поддерживают приятели, слышу их голоса. Ты прикрываешь трубку ладонью, и посторонние шумы отдаляются. Что ты скажешь?
─ Юрка звонил. Проблемы с заказами на третье и восьмое.
И в изрядном подпитье можешь говорить о работе. Только такие темы способны занимать твой разум безраздельно, вытесняя хмель и веселье. Слушаю внимательно.
─ Я приеду не раньше двадцатого. Никак не могу, Свет, прямо не знаю...
─ А в чем проблемы? Накладки?
─ Не понял толком. Он в панике, бормочет что-то невнятное. Сходи в ресторан, а?
─ Конечно. Не бери в голову. Все наладим.
На рукавицах сероватым кружевом намерзают сосульки. Выставляю руки ладонями вверх и любуюсь. Ты звонил вчера сказать, что задержишься до февраля. Хожу к тебе домой каждый день и кормлю Морса. Он относится ко мне настороженно. Ты все еще полагаешь, что из-за собачьего духа. Я смеюсь и в наигранной обиде хлопаю тебя по плечу. Не пахну я собакой! Правды я тебе не скажу. И Морс, конечно же, не скажет. Догадайся сам. Нет, не догадывайся. Пожалуйста.
Звонит Маргарита, хочет знать, собираешься ли ты навещать дочь. Отвечаю, что ты занят, но как только вернешься... Она не слушает. Кричит. Не знаю, почему она звонит мне, а не тебе на мобильный. Бросает трубку. Слушаю гудки. Пульсируют, словно сердечный ритм или мигалка на машине «скорой помощи». Всполох. Тьма. Всполох. Тьма. Гудки в тишине. Хорек скулит у пустой миски. Уже два дня как февраль.
─ Завтра приходи встречать. В семь.
─ В каком аэропорту?
─ На вокзале! Я тебе из поезда звоню. Не слышишь, что ли?
Сквозь скрежет помех проступает мерный стук колес и завывания, как от ветра. Ты смеешься, говоришь что-то о природе и погоде. Смеешься опять. Смотрю за окно. Улыбаюсь подросшей двойне, которую заботливый папа выгуливает уже без коляски, жены и тещи. Старшие дети слепили снеговика. Давно уже. Ветки-руки и морковка-нос скрылись в неизвестном направлении. Снеговик от пропажи только выиграл, помолодел весь и посвежел.
Темное весеннее небо давит лазурью. Ощущаю тяжесть всем телом. Закрываю глаза и опускаюсь на скамейку. Ты не замечаешь за разговором и проходишь еще шагов пять. Возвращаешься, садишься рядом. Молчим долгий час. Можем молчать и дольше - никого из нас такое положение дел не напрягает - но тебе надо встретиться с поставщиками и продлить договор. Встаешь и уходишь, бросив на последок небрежное: «Пока». Ясно, что не устраивало Маргариту. Меня устраивает все. По-другому и у меня не получится. Спасибо за непонимание.
─ Не знаю, что с ним, Свет. Не ест ничерта, и внутреннее веко выпало.
─ К ветеринару надо.
─ Я звонил проконсультироваться, а они на приеме настаивают.
─ Хорьку пора очередную прививку от чумки ставить. Могу и Морса захватить.
У твоего кота желудочная инфекция. Вожу его на уколы в течение недели. Диктую тебе названия лекарств, которые не нашла в известной мне ветеринарной аптеке. Вздыхаешь в трубку. Тебе некогда.
Лето заканчивается ураганом. Клен, росший под моим окном, выворачивает с корнем. Макушкой он лежит на крыше дома. Ветки выбили стекло и проникли наконец в комнату. Хорек рычит на незваных гостей. Я подметаю осколки, чтобы пес не порезал лапы. Ураган - предупреждение мне. Зачем столько стараний? Я глупая - не пойму.
─ Капот всмятку! Думал, хана мне, но подушки безопасности придумал гений!
─ Ты точно в порядке?
─ Обзавелся впечатляющим шрамом на левой ладони. Покажу - закачаешься!
─ Продезинфицировал? Заразу занесешь...
─ Какой там «продезинфицировал», Свет! Мне три шва наложили. Говорю же: закачаешься!
─ Мне приехать? Надо что-нибудь?
─ Встреться с Юркой. У него какое-то дело к тебе. В прошлый раз ты здорово нас выручила.
Смотрю на искореженный капот твоей машины. По жилам будто антифриз разливается. Дышать трудно. Упади дерево на десяток сантиметров правее, будь скорость чуть выше, опоздай ты с поднятием взгляда на одну секунду... Тебя могло уже не быть. Голубых глаз с ободками, смеха в трубке, привычки шевелить губами в глубоком раздумье.
Зачем они так с нами?
Небо жестоко. Особенно осеннее небо. Каждый день дождь. Я прижимаюсь щекой к стеклопакету и наблюдаю за бензиновыми разводами в луже у подъезда. Если смотреть под разными углами, вода кажется то розовой, то желтой. И никогда не кажется синей. Хорек просится гулять. Скулит, топчется, царапает дверь. Выхожу под дождь без плаща и зонта. Небо смотрит с вызовом. Промокаю до нитки. Дрожь бьет по ногам. Смотрю с тем же вызовом в небо. В самые глаза.
Никогда я не послушаю обращенного ко мне призыва. Я нужна тебе. Ты не потеряешь меня. По моей вине - не потеряешь.
Идут годы. Я старею. Еще десяток лет назад взрослела, а теперь вот старею. Вечерами облака окрашиваются в розовый, стараясь привлечь мое внимание к небу. Я непослушна.
Каблуки отбивают ритм по асфальту. Несу тебе собственноручно испеченный пирог. Повару. Хозяину сети ресторанов. Пирог с луком и картошкой. Зачем? Не знаю. Он тепло и ласково пахнет сквозь льняное полотенце в зелено-бежевую полосу.
Ты смеешься с порога. Не мне - девушке за своей спиной. Знакомишь. У неё странное имя. Не могу выговорить. Улыбаюсь ей, предлагаю пирог. Она следит за фигурой. А встречается почему-то с поваром.
Мы знакомы с тобой почти два десятка лет. За это время ты дважды был женат, менял приятельниц и любовниц. Я была рядом всегда. Девушка, презрительно косящаяся на мой пирог, обречена повторить судьбу своих предшественниц. Мою - не повторить никому. Все откажутся. Я же никогда не променяю свою жизнь даже на самую безоблачную.
─ Когда она в два года свалилась с ангиной, я думал, хуже не будет!
─ С малышами одни сложности, с подростками - другие. Не сравнивай.
─ Легко тебе говорить, Свет. Бездетные люди - счастливый народ!
Ты не знаешь, каково это - не иметь детей, и осознавать, что время тает. У тебя четырнадцатилетняя Ксения и полное отсутствие страха перед старостью. Я смотрю в небо все чаще. Розовые облака. Стена дождя. Пляска снежинок. Лучи солнца сквозь грязные стекла автобусной остановки.
Призыв все отчетливее, настойчивее, злее. Затыкаю уши. Я не слышу. Нет, не зовите. Не слышу я.
─ Маргарита начихательски относится к происходящему. А еще мать называется!
─ В четырнадцать все подростки неуправляемы, и Маргарита ни при чем.
─ Женская солидарность! Вечно ты её выгораживаешь, Свет. Удивлен, как это ты не бросила меня сразу после нашего с ней развода... Из солидарности.
Ты зол. Так бывает нечасто. Не высказываю недовольства. Я довольна тобой. Всегда. Мягко прощаюсь и кладу трубку первой. В комнате тишина - Хорек давно состарился и умер. Твой Морс тоже. Теперь ты не сможешь прочесть в зеленых кошачьих глазах правды обо мне.
Сколько раз ты произносил эти слова: «Светка, ты мой ангел-хранитель...»? Я не хранитель, но вздрагиваю каждый раз, когда слышу их. Невольно запускаю ладошку за спину. Знал бы ты, как близок к истине! Я молюсь, чтобы ты догадался. И молюсь, чтобы не догадался никогда. Потом вспоминаю, что молиться мне больше нельзя, и замолкаю, потупив взгляд. А небо негодующе хмурит косматые брови черных туч.
В окно стучат крупные дождевые капли. «Открой нам... Открой нам... Открой...» Встаю и, повернув ручку, пропускаю капли в квартиру. Дождь входит неспешно, вальяжно передвигает струи, обрызгивает маленький телевизор, диван, сервант. На ламинате пола расплываются лужи. Плиты покоробятся, пойдут волной. Надо будет перестилать. Дождь не слушает меня - что ему до людских забот? Садится на круглую подушку, свалившуюся на пол, смотрит на меня.
Молчим.
Из окон на нас глядит солнце. Тучи развеял ветер. Люди опустили зонты. Они не знают, что произошло. Утром по радио сказали: «Переменная облачность, кратковременный дождь». А что случилось бы, вздумай я оставить его на улице? Потоп? Серьезные у них методы.
Дождь отряхивает водяную одежду. Ерошит длинные волосы, похожие на водопад. Прозрачные капли, сорвавшиеся с них, стекают по обоям. Звонит телефон. Дождь поднимает взгляд на синий пластиковый аппарат, переводит на меня. Кивает. Ты.
─ Свет, прости, я погорячился.
─ Ничего.
─ Сердце что-то чует, понимаешь? Вот я...
─ Все в порядке. Я понимаю и не сержусь.
─ Ты никогда не сердишься.
─ Да.
─ А что это у тебя так шумно?.. Света?
─ Дождь.
Ты смеешься. А ведь дождь пришел, чтобы навсегда лишить меня твоего смеха. Я слушаю каждую ноту, запоминаю твой голос в подробностях, в деталях. Выжимая край длинной туники, дождь вздыхает, словно понимает мои муки. Ведет прозрачной рукой по воздуху, приказывая заканчивать разговор.
Не обращаю внимания. Хочу, чтобы ты пришел и забрал меня отсюда. Или прогнал посланца небес. Ты не слышишь немой зов. А я не решаюсь сказать прямо. Прощаюсь и кладу трубку на рычаги. Может быть, ты все же перезвонишь? Дождь дает мне три минуты на то, чтобы я поняла, кто здесь прав.
Желает что-то сказать, разжимает тонкие губы из пенистых гребней маленьких волн. Отворачиваюсь и ухожу на кухню. Я давно уже выслушала их. Мой ответ: нет. Тебя я не оставлю.
Не сплю вторые сутки, но все-таки не замечаю, когда он уходит. Заглянув в зал, обнаруживаю там чистоту и порядок. Сухой ковер на сухом полу. Диван слегка влажный, а с обоев подтеками слезла краска. Ты не звонил вчера. Впервые за двадцать лет пропустил ежедневный звонок. Не могу поверить. Проверяю телефон. Длинный монотонный гудок сердито бьет в ухо. Ты просто забыл позвонить.
Я не первая здесь. Мне известна участь таких же глупых крылатых существ. Всех нас ждет одно и то же - забытье, надменное молчание, холодные взгляды. И это самые лучшие варианты.
Поэтому я никогда не признаюсь тебе в любви. Никогда не буду жить с тобой. Никогда не останусь с тобой ночью. Не позволю тебе приблизиться настолько, чтобы ты смог разглядеть мои крылья.
Их нельзя увидеть так, как ты видишь другие вещи. Если смотреть ровно на крылья - они прозрачны. Можно обнаружить лишь легкую едва заметную тень, когда солнце в зените. Или капли дождя, разбрызгивающиеся, не долетев до спины. Бывает, крылья отражаются в чистых ручьях.
В полдень я с тобой стараюсь не встречаться, всегда ношу в сумочке зонт, а чистых ручьев на планете почти не осталось. Все предусмотрено и продумано.
Я не хочу услышать от тебя фразу, погубившую очень многих моих предшественников. Заметив крылья за спиной, все люди - даже самые близкие и искренне любящие - произносят одни и те же жестокие слова: «Ты дьявол». Услышав такое, мы лишаемся ангельских крыльев и человеческих сердец. Мы не умираем - мы перестаем существовать. Но разве виноваты в том люди?
Всеми смертными движет страх перед неведомым. Перемены, новые возможности и чудеса для них страшнее войн и стихийных бедствий. Ты такой же. Вот что ежесекундно кричит мне небо. Именно это хотел сказать мне дождь. Предупреждение об опасности. Желание спасти свое дитя. Небо злится на меня так же точно, как ты злишься на Ксению. Это не гнев, а забота.
Мне все равно. Пускай мне суждено погибнуть под твоим взглядом, наполнившимся вдруг омерзением и страхом. Я согласна. Ради тебя - я согласна.
День за днем проходит в молчании. Даже небо прекратило звать. Поздно. Ты не звонишь пятый день. Вот так все и заканчивается. Можно считать, что мне повезло - ты просто ушел. Перебираю в голове события дня, когда в последний раз слышала твой голос. Что я сделала? Почему ты не звонишь?
Я все сделала и сказала так же, как всегда. Ты разозлился, но тут же перезвонил и попросил прощения. Дело не во мне. В чем же тогда?
Человеческое сердце, что я получила, покинув небеса, ноет и тянет вниз. Лежу на диване, поглаживая взглядом телефон. Ты позвонишь. Я надеюсь. Я верю. Я твердо в этом убеждена. Под окнами брошенным псом бродит дождь. Он больше не стучится ко мне, напрашиваясь на разговор. Да я бы и не пустила. Мой ответ не изменится, даже если ты никогда впредь не наберешь мой телефонный номер. Я навсегда простилась с Раем.
Голова кружится, ноги ватные. Подхожу к окну и, прижавшись лбом, шепчу в серое небо свое последнее слово. Уже привычное, затертое и заезженное слово «нет», а сразу за ним следует трель телефона. Медленно поворачиваю голову. Трубка слегка дрожит от вибрации. Ласково оглаживаю её дугу, подцепляю одним пальцем. У трубки два округлых конца. На одном множество хаотично разбросанных дырочек, на другом - аккуратный цветочек всего из десятка.
─ Я слушаю.
─ Света?
Не узнаю твоего голоса - хриплый и будто неживой. Ты звонишь с того света. Холодная гранитная плита сдавила тебе ребра, мешая произносить слова. Вижу перед глазами эту картину. Старое кладбище под проливным дождем. Молчу, вслушиваясь в твое дыхание. Мертвые не дышат.
─ Света?.. Это Олег... Ты здесь?
─ Здесь...
Ты пропадаешь в пелене дождя. Голос уходит, растворяясь в стуке капель по надгробиям. У меня по щекам текут слезы. Я готова умереть, но ты умирать не должен.
─ Ксюша погибла... Разбилась на мотоцикле со своим парнем.
─ Когда?
Не слышу себя и тебя не слышу. Только дождь. Грохочет по граниту. Пузыри на лужах. Лопаются.
─ Пять дней назад... Потом реанимация, но...
─ В какой ты больнице?
─ Она минуту назад умерла. Гормоны кололи... Сердце остановилось и никак... Назад никак...
Ты чувствовал беду, и ты мне об этом говорил. Я ничего не сделала. Не помогла. Впервые не помогла. Почему? Пришел дождь, я испугалась за людей, которые погибнут во втором потопе, и променяла тебя на мир. Тебя! На какой-то там мир...
─ Маргарита в Париже на своей выставке... Я звонил, но на границе какие-то сложности. Не может никак вырваться.
─ Она знает?
─ Про реанимацию... Свет, я не могу! Как я ей скажу?.. Свет... Я же... Это же все я...
Нет твоей вины в том, что случилось. Ты пытался что-то изменить. Как донести до тебя эти мысли? Как доказать твою неправоту?
─ Я позвоню Маргарите, дай мне номер.
Виновата только я. Небо еще более жестоко, чем я думала. Я сломала тебе жизнь, а ты и не догадываешься. Дождь стучит в окно. Смотрю в его серое покрытое радужными разводами лицо. Качает головой, говоря, что ко мне случившееся никак не относится. Не верю. Этот ужас не может быть твоей судьбой. Нет. Так не бывает.
В парке темно и пустынно. Дождь прогнал всех прохожих с холодных улиц. Люди спрятались за толстые стены домов, зажгли свет, несмотря на то, что день в самом разгаре. Так теплее. Ты сидишь, сгорбившись, и куришь уже пятую сигарету. Я держу над нами зонт. Со стороны это выглядит ненормально - хрупкая женщина, заботливо укрывающая рослого мужчину под цветастым куполом зонта. Никто не видит. В парке мы одни.
Со дня смерти твоей дочери минуло две недели. Мы не виделись. Ты не звонил до сегодняшнего утра.
Глажу твою руку со старым шрамом на ладони. Ты не замечаешь прикосновения. Куришь, смотря вдоль парковой дорожки. Пенясь и булькая, по обочине скользит ручеек дождевой воды. Слушаю его журчание. Тихое, точно предсмертное дыхание.
─ Почему ты не сказала мне?
Пугаюсь твоего сиплого прокуренного голоса. Ты открыл рот впервые за нашу прогулку. Смотрю в твои голубые глаза. Сейчас они черные и глубокие, как бездна. Уточняю осторожно:
─ Чего не сказала?
─ Что я живу не тем. Что следует наплевать на работу и больше времени уделять близким людям.
─ Ты много времени уделяешь близким. Ксюша знала, как сильно ты её любишь.
─ Не знала.
Бесполезно вступать в этот спор. Когда-нибудь ты поймешь, что не властен над тем, что продиктовано самим небом. Поймешь, и простишь себя. Это будет нескоро. Уж точно не сегодня.
Сигарета вываливается из ослабшей руки. Смотришь на меня мутным безликим взглядом и медленно опускаешься плечом на мокрую скамью. Ложишься. Закрываешь голову локтями. Я перемещаю зонт, пытаясь отгородить от холодных капель все твое тело. Оставшись беззащитными, мои волосы и одежда промокают. Я не могу увидеть, разбиваются ли капли о белые перья, но чувствую, что крылья за спиной опускаются под тяжестью воды.
Не могу заснуть. Слышу, как слабо и беспомощно ты стонешь во сне. Слышу сквозь разделяющие нас двери и стены. Дождь прекратился еще вечером. Ветер сорвал и расшвырял все тучи. На обнаженное небо поднимается луна. Смотрю в её искаженное страданием лицо. Голубые лучи лезут сквозь тонкий тюль и покосившимися прямоугольниками ложатся на ковер. Ты стонешь громче. Невыносимо. Встаю с кровати и, накинув халат, иду в зал.
Я уложила тебя на диване. Ты был покорен. Ни капли сопротивления. Безропотно согласился поехать ко мне, выпил предложенный успокоительный сбор, съел тарелку жареной картошки и, поблагодарив, лег в зале.
Нельзя пускать тебя в дом. Я знаю. Я знала и то, что нельзя оставаться без зонта во время дождя, и осталась. Ты ничего не заметил, но шаг был дерзким. Сейчас ты спишь в моей квартире. Ты раньше никогда здесь не был. И, скорее всего, уже не будешь.
На твоем лице лежат глубокие морщины. Это не возраст - это горе. А я, глупая, боялась состариться. Уже не боюсь. Я хочу состариться. С тобою вместе. Хоть завтра, хоть сейчас. Мне не страшно. Невзгоды. Холод. Смерть. Я боюсь лишь одного - потерять тебя.
Чуть заметно шевелятся твои синие в лучах луны губы. Ты разговариваешь с кем-то из сна, а, может быть, просто глубоко задумался. Спишь и одновременно размышляешь. Ты занятой человек. У тебя в подчинении больше трехсот работников, чьи семьи необходимо обеспечивать деньгами, жильем, отпусками, детскими садами... Или ты уже последовал своему же совету, и думаешь не о работе, а о близких? Кто у тебя есть из близких? Две бывшие жены, погибшая дочь, умершие несколько лет назад родители и... я.
Твои волосы мягкие на ощупь. Никогда прежде не гладила тебя по голове. Табу. Ты всегда был под запретом. Я говорила с тобой по телефону, взваливала на свои плечи груз твоих переживаний, помогала решить проблемы. Но ты никогда не был моим. Чьим угодно, но не моим.
Я ангел.
Ты человек.
Всегда считала, что между нами большая разница. А теперь знаю, что разница лишь в том, что у меня за спиной растут крылья. И больше никакой. Я бессильна что-либо изменить. Ты так же бессилен.
─ Олег.
Не могу слушать твой стон и смотреть на шевелящиеся губы. Проснись. Луна поднимается все выше. Серый свет заливает комнату. Глажу тебя по щеке и шее. Ты очень близко к реальности - не в состоянии сейчас заснуть полноценным сном. Открываешь глаза и смотришь на меня вопросительно. Это наша первая ночь вместе. Ты не ожидал, проснувшись, увидеть перед собой мое лицо. Обычно я для тебя - далекий голос в телефонной трубке, иногда - идущая рядом женщина, но ни разу еще не была той, от прикосновения которой ты проснулся.
─ Ты стонешь во сне. Что-то приснилось?
Шторы раздвинуты - в комнате полно лунного света. Ты смотришь мне через плечо. Голубые глаза темнеют, полностью заполняясь расширившимися зрачками. Я специально впустила в комнату луну. В её свете крылья видны во всем своем божественном великолепии. Перья мерцают, ловя тонкие лучики, и отражают их на стены и потолок.
Вот и все. Кончено. Сейчас ты лишишься последнего близкого тебе человека. Ты сам оборвешь мое существование всего двумя словами: «Ты дьявол». Иначе нельзя. Пойми и прости. Я не могу тебе лгать. Скрываться. Бояться. Недолжно поступать так по отношению к самому дорогому на свете человеку. Я и не стану. Осталось только сказать тебе...
─ Я люблю тебя, Олег. Нет ничего в этом мире, что дарило бы мне больше счастья, чем наши телефонные разговоры. Вечность в Раю - ничто по сравнению с двадцатью короткими годами, что я провела рядом с тобой. Что бы ни случилось после, что бы ты ни сказал сейчас, знай - я была рада... Заботиться. Помогать. Слушать. Олег...
Ты протягиваешь руку и проводишь пальцами по широкому маховому перу. Я ощущаю прикосновение. Последнее ощущение, что мне доступно. Отныне я буду чувствовать лишь холод, который продлится целую вечность. Небо без слез рыдает за окнами. Дождь не появляется. Наверно, ему стыдно, что не смог исполнить волю небес. Направить в Рай заблудшее дитя. Ты возвращаешь взгляд ко мне в глаза.
─ Света, ты... ангел.
Твои руки ложатся мне на плечи. Притягивают. Дрожу всем телом, слыша, как размеренно и спокойно бьется сердце в твоей груди. Совсем близко, прямо под моей щекой. Тихо переспрашиваю:
─ Что?