Настоящей любви посвящается.

Иногда не нужно лишних слов. Слова вообще
могут навредить. Достаточно лишь одной
односложной и всем понятной фразы…

"Я тебя люблю…"
"Эдвард Руки-Ножницы".

Далеко-далеко, за высокими великими горами и за безлюдными землями, на крутом утесе стоял древний замок. Он был необыкновенно огромен и неприступен. С западной стороны никто не мог подойти к нему. Он находился на обрыве скалы, у ног которой бушевали неистовые волны океана. С севера высились устремленные в небо шпили гор. Они были слишком крутыми, чтобы подпустить хоть кого-нибудь к неприступной твердыне. Внутрь замка можно было попасть лишь с юга или с востока, но и здесь вход ограждал вековечный лес, таящий в себе опасности и тревогу.
Но, несмотря на такую достойную оборону, в замок все равно никто не стремился попасть. Вокруг него на протяжении многих сот миль не находилось ни одного города или села или хотя бы одинокого дома. Да и внутри замка ровно на протяжении многих веков не было ни королей, ни рыцарей, ни прекрасных дам, ни феодалов. В замке вел свое существование одинокий граф, отдалившийся от этого мира.
Он был мрачен и одинок. Его сердце давно было заволочено коркой льда. Он никого не любил, никого не ненавидел. Когда-то давно граф хотел сгорать от чувств, хотел понимать, хотел страдать, но только не сейчас. Ему было все равно на этот мир, который отверг его. Он не испытывал к нему зла и даже жажды отмщения. Просто граф забыл этих людей.
Не просто так граф предался одиночеству. Он не хотел навредить людям, которые жили вокруг него раньше. Дело в том, что одна злая ведьма наложила на отца этого графа проклятье. Его сын должен был родиться монстром. Когда же мальчик появился на свет, родители не заметили никаких уродств в нем. Ребенок был красив. У него были серые большие глаза и темные каштановые волосы. Однако когда мальчик начал подрастать, родители, наконец, поняли тайну страшного колдовства. Проклятье проявилось не скоро. Лишь в ночь на свой тринадцатый день рождения, мальчик превратился в страшное и злое существо, не способное управлять своим рассудком. И с тех пор каждую ночь он становился этим зверем, готовым убить каждого, кого увидит.
Это стало ужасным горем для матери и отца юного графа. Сначала они старались обезвредить окружающих от своего сына. На ночь они запирали его в темнице, прикованного к стене крепкими цепями. В первые три года это срабатывало, и несчастный мальчик никому не причинял вреда, но затем он повзрослел, и в его тело явилась не дюжая сила, которая многократно увеличивалась в облике оборотня. Несколько раз он выбирался из своей тюрьмы и нападал на прислугу, да и вообще на всех, кого встречал на пути. Один раз, освободившись, парень убил свою мать и сумел осознать это только утром.
Несчастный мальчик не мог простить себе этого проступка. Отец тоже впал в тоску. Когда его горечь несколько утихла, он страшно разозлился на сына. Он был так зол, что решил совершить тот поступок, на который никак не мог решиться. Бедного мальчика сослали в далекий замок, расположенный на самой границе между резиденцией старого графа и безлюдными, незаселенными землями.
Там мальчик и должен был провести всю свою оставшуюся жизнь. Надо признать, что народ, знающий о страшном проклятье несчастного ребенка, очень обрадовался, услышав это известие. Они все со страхом представляли его на власти правителя, способного убивать ни в чем неповинных людей. Они возненавидели этого мальчика, никому не желавшего вреда. Сам же старый граф в сердцах проклял своего единственного наследника и отверг его. Лишь годом позже он путешествовал в соседние земли верхом на лошади. Его конь, неожиданно взбесился, и сбросил своего наездника. Старый граф разбился насмерть. На том и закончился род этих правителей.
Проклятый мальчик же, вопреки всему, выжил в этом огромном замке. Никто не позаботился о нем. Всем было проще забыть его. Долгие-долгие годы парень рос в стенах мрачного, неприступного замка. Ему приходилось одному добывать себе пищу. К счастью, в обличие зверя он становился великолепным охотником, так что с пропитанием у него проблем не возникало. Днем, когда проклятье спадало, парень часто гулял по замку. Это было на самом деле великое сооружение. С многочисленными башнями, тайными ходами, лестницами и туннелями, с бесконечными залами и коридорами, с огромным количеством библиотек и картин, и величественными статуями. Замок был бесконечен. Молодой граф в начале боялся заблудиться в нем, но потом понял, что безразлично, где именно он будет, замок все равно остается его тюрьмой, а по ночам зверь сам найдет дорогу на волю, в лес, где полно добычи. Замок был настолько огромен, что граф сомневался в том, что он смог бы обойти это здание два или три раза в своей жизни. Но, не смотря на его величину, граф вскоре узнал все коридоры, все потаенные комнаты в этом замке. Все свободное время, а его было хоть куда, граф гулял по этому замку. Очень часто он также заходил в разные библиотеки, и от скуки читал самые необычные и редкие книги. Их в замке было так много, что, пожалуй, ста человеческих жизней не хватит, чтобы прочитать их все.
Тем не менее, по утрам, когда проклятье спадало, граф просыпался в самых разных уголках леса. Очень скоро это начало его пугать и раздражать. Он со страхом ждал следующей ночи, боясь проснуться так далеко от замка, чтобы не суметь найти обратной дороги. Юный граф боялся себя по ночам. Он лишь благословил небеса за то, что эти земли были безлюдными, поэтому никого он не мог убить и никто не сумел бы убить его.
В желании овладеть собою в образе зверя, граф перечитал многие книги. Он пытался найти способ управления над ночным монстром. Возможно, тогда он сможет вернуться к людям. Возможно, тогда графу простят его страшный ночной облик и примут его как настоящего человека. Возможно, тогда граф сможет полюбить какую-нибудь девушку и начать жить по-настоящему.
Шли годы. И, как не странно, но граф действительно научился укрощать своего монстра. Когда это произошло впервые, он и сам этого сразу не понял. Просыпаясь утром, он забывал все, что творил ночью зверь. Лишь иногда воспоминания проскальзывали, как страшный сон. Получив рассудок над монстром, граф сразу понял лишь одно – не смотря на свою неимоверную силу, скорость и ловкость, зверь очень аккуратен и тих. В образе монстра у графа появился острый лисий нюх и тонкий слух, но даже сам граф не услышал ни единого звука при своих движениях.
Впервые гуляя по замку в образе Шороха (так он прозвал свой ночной облик), граф вдруг наткнулся на зеркало и впервые увидел свое проклятье. Это был страшный, неописуемый монстр. Его брутальное мускулистое тело покрывала черная грубая лохматая шерсть. Человеческое лицо превратилось в ужасное звериное рыло, глаза налились кровью, из пасти торчали кривые желтые клыки.
Шорох испугался себя и своего уродства. Он с трудом верил в возможность существования такого существа. Только после этого случая, граф понял, что вернутся к людям, даже не будучи опасным для них, он не сможет. Его всегда будут попрекать звериным обликом. Его все равно захотят убить. Поэтому граф и решил провести всю оставшуюся жизнь в мрачных коридорах замка.
И если раньше граф был готов любить, понимать, чувствовать и сострадать, то после этого решения на его сердце наросла ледяная корка. Он больше не хотел думать и помнить о таких же людях, каким был он сам. Каждую ночь он превращался в Шороха и шел в лес на охоту. Монстр был прекрасно создан для этой цели. Он мог на протяжении долгих часов выслеживать оленя или косулю или обычного зайца, а потом в несколько быстрых скачков настигнуть свою жертву и убить ее. Только после этого, не получая никаких удовольствий от пищи, Шорох поглощал еще горячее сырое мясо.
Так шли годы. Ничего не менялось в жизни графа. Тринадцать лет он провел в этом замке и семь из них он не думал и не вспоминал о людях. Если бы он их возненавидел, это было бы нормально, но граф совсем ничего к ним не ощущал. Тринадцать лет он не видел людей и помнил их уже смутно. Ему казалось, что все люди похожи друг на друга как две капли воды, что все они на один облик, что у всех у них в голове не мысли, а слепые приказы и действия.
Стоял жаркий засушливый август. Длилась ночь. Шорох замер на одной из башен своего замка, ставшего ему и домом и тюрьмой, наблюдая за великим непроходимым лесом. Когда луч седой луны касался леса, в нем оживала жизнь. Дикие хищники выходили на охоту, провозглашая стремление жить. У травоядных тоже наступала борьба за выживание. Это была дуэль между теми, кто ест, и теми, кого едят. Лишь Шорох не участвовал в этой войне. Будучи человеком, венцом творения, он стоял выше хищников, ведь был способен убить их, но все равно мог бы стать их жертвой. Становясь Шорохом, он выходил из состязания вовсе. Никого в лесу он не боялся, зато все боялись его. Никто не сумел бы его победить. Ни рысь, ни волк, ни медведь не представляли для него угрозы. Шорох с легкостью побеждал их. Для монстра смертью мог обернуться только человек, но и его Шорох совсем не страшился. Может, потому что людей здесь не было, может потому, что он успел их даже забыть. Когда человек безоружен, он слишком уязвим. Почти любой хищный зверь может справиться с ним. Когда у человека есть ружье или пистолет, он представляет смертельную опасность для всех, кто его окружает. У графа не было пистолета, но в нем жил Шорох. Такой же опасный, как и огнестрельное оружие. Разница в том, что ружье издает много шума, привлекая внимание. Шорох же вообще не умел шуметь. Даже его дыхание звучало, сравни с ветром, настолько же тихо.
И в этот жаркий августский вечер, как и всегда, Шорох отправился в лес на охоту.
Уйма запахов ворвались в сознание монстра. Зверь чуял лосиху, зайца, чету мышиного семейства, серую лисицу. Все эти запахи были знакомы ему как нельзя лучше. Но тут в его рассудок проникся новый аромат. Шорох не помнил его и никогда не чуял раньше. Он мог поручиться, что этот запах был новым в лесу, потому что пах не листвой и травой, а сталью и мертвым деревом. Шорох с легкостью распознал, откуда исходит этот аромат, и с великим любопытством пошел ему навстречу. Зверь двигался против ветра, чтобы остаться незамеченным. Он шел медленно, скользя под тенью деревьев, сам превращаясь в тень. Он старался не спешить, хотя весь его рассудок изнемогал от любопытства и живого интереса. Приближаясь к неизвестной цели, Шорох уже издалека услышал множество звуков, издаваемых неизвестными. В его нос также проникли более странные запахи, незамеченные им раньше. Пахло железом, тканью, порохом. Эти запахи в лесу были новыми, но они были мертвыми, хотя Шорох и знал их. Он чуял лошадь, но та была не в новинку. Аромат других живых созданий ему был незнаком, и когда монстр замер в зарослях кустарников, наблюдая за происходящим на тонкой, заросшей травой дороге, его глазам предстали носители этих запахов.
За долгие тринадцать лет заточения в замке граф впервые увидел людей. Сначала он рассмотрел только троих. Это были мужчины, вооруженные ножами и пистолетами. Затая дыхание, Шорох наблюдал за ними. В звере проснулся интерес к этим существам. Он успел их забыть и теперь, смотря на них с безопасного расстояния, монстр был поражен ими. Шорох считал, что люди были одноликими, но у этих были лица и они сильно отличались друг от друга. Они о чем-то говорили, а монстр даже не стремился вникнуть в тему их разговора. Он просто слушал голоса. Такие же разные, как и сами люди. Возможно, такая дикость с его стороны могла бы показаться странной, но если бы Шорох даже был в человеческом обличие, он все равно не решился бы подойти к этим людям.
Они сидели рядом с телегой, а рядом паслась их тяжеловозная гнедая кобыла. Люди сидели вокруг фонаря и о чем-то говорили. Казалось, они шли через лес с какой-то целью, но для Шороха она пока оставалась загадкой. Зверь затаился в кустарнике, начисто забыв об охоте. Он внимательно слушал голоса людей, пытаясь понять цель их визита.
– Эта дорога петляет в лесу. Вы уверены, что мы выберемся? – спросил один из них с густой, но короткой бородой и каштановыми волосами.
– Я не уверен, – отозвался самый молодой из них, – этими тропами давно никто не пользовался, но по своей сути, мы должны выйти к морским утесам, а там можно повернуть назад.
– Не нужно было соглашаться на это задание, – с сожалением в голосе заметил третий мужчина. Он был очень высок, и его волосы уже тронула седина, – у этого леса плохая репутация. Никто здесь рядом не живет. Никто здесь не ходит. У этого леса своя жизнь. Он растет, множится и заполняет собою земли.
– В таком случае нам придется его немного побеспокоить, – усмехнулся первый, – в одном ты прав, мой друг: не нужно было браться за это задание.
– Да ладно вам! проще пареной репы, – усмехнулся второй, – задание пустяковое. Правда, милая? – и он обернулся к телеге.
Шорох не сразу заметил, что эти трое мужчин были не одни. В телеге сидел кто-то еще. Ему это было непонятно и интересно. Он с любопытством проследил за тем, что сделали мужчины дальше.
– Ну, выходи, голубка. Что ты забилась в угол? Выходи, подыши воздухом, – второй поднялся, подошел к телеге и потянул за две веревки, привязанные к деревянной перекладине.
Шорох был поражен тем, что увидел. Упираясь, но лишенная сил и права не подчиниться, из повозки показалась девушка. Ее руки и горло были перевязаны тугой веревкой, конец которой держал в руках молодой светловолосый мужчина. Шорох сразу отметил божественную красоту девушки. У нее были длинные золотые волосы, мягкие и приятные черты лица, зверь рассмотрел синие глаза, одета девушка была в светлое, но поношенное платье, стояла босяком, но это был лишь внешний облик. Зверя поразило совсем иное. Девушка святилась в темноте. Она озарила поляну своим призрачным светом намного лучше, чем это совершал фонарь или диск луны в небе.
Мужчина изо всех сил рванул веревки на себя, и Свет упала к его ногам, схватив руками веревки у горла. На ее лице читалось полнейшее отчаяние и мольба. Шорох был поражен до глубины души. На первый взгляд он счел этих людей достойными созданиями. Он проникся к ним каким-то расположением, но теперь в его сердце закрался гнев к ним. Свет была ни в чем неповинна. Он мог согласиться со своим изгнанием. Он мог убивать. Но на Свет было наложено совсем безобидное колдовство. Она не могла навредить кому-то. Шорох еле сдержался от неукротимого гнева, но сумел сдержать себя и не кинуться в бой.
Свет задыхалась. Белокурый юноша натянул ее путы, наблюдая за муками несчастной. Хрупкие пальцы девушки впились в веревку, и она старалась совершить хоть один глоток воздуха.
– Ну, хватит тебе, – остановил его третий, – еще убьешь ее сейчас! Разве не помнишь? Она должна погибнуть в гребнях волн, а не то проклятье падет на наш город.
Юноша послушно ослабил хватку, и Свет с шумом вздохнула воздух.
– Правда, оставь ее. Она и так достаточно выстрадала, – сказал первый, – и без того скоро умрет.
Белокурый резким движением выхватил плетку семихвостку из-за пояса и хлестнул ей у самых ног Свет. Девушка негромко вскрикнула и быстро вскочила на ноги. Когда семихвостая кошка ударила по кончикам ее пальцев во второй раз, она поспешила взбежать обратно в телегу.
– Чертовы ведьмы! – злобно процедил мужчина с каштановыми волосами, – хоть бы слово бросила, так она молчит как рыба.
– Я слышал, что это часть ее проклятья, – отозвался старший среди них, – но это и не столь важно. Все равно скоро все кончится. И чем быстрее мы с ней покончим, тем быстрее сможем вернуться. Так что пора нам идти дальше.
Они впрягли гнедую кобылу в телегу и неторопливо пошли дальше. Их было трое мужчин, и они стерегли четвертую девушку, но никто из них не знал о пятом спутнике, безликой тенью крадущегося следом.
Шороху эти люди были не по душе, но он не думал о существовании других. Он считал теперь, что все люди именно такие жестокие. И пусть они кажутся спокойными и даже благородными, эти чувства таят в себе кровожадность и беспощадность.
Но, не смотря на это, Шорох все равно хотел узнать их получше. Он не испытывал к ним теперь симпатий, но они все равно оставались тайной. И уж точно он не желал геройствовать ради кого-то из них, пусть даже ради несчастной Свет.
– Что-то не так, – очень тихо сказал первый, – по-моему, за нами кто-то следит.
– Успокойся, – посоветовал ему второй, – кто здесь может быть? Воробьи и белки следят за тобой с вершин деревьев.
– А если медведь? – опасливо проговорил третий.
Тот, что с бородой немного замедлил шаг. Он двигался очень плавно, как опытный охотник. Шорох даже не заметил, как его рука зарядила пистолет. Все произошло очень быстро. Первый мужчина обернулся к зарослям, в которых скрывался Шорох и сделал один точный выстрел. Он не мог промахнуться.
Шорох взвизгнул от неожиданности, а потом от боли в правом предплечье. Он ведь не совершил ничего плохого! Он просто наблюдал за созданиями своей же породы. Теперь гнев окончательно затмил его рассудок, и Шорох резким прыжком кинулся на своих врагов через колючий кустарник, расцарапав брюхо. Клацнули кривые острые зубы. Раздались голоса мужчин, и последовало еще несколько выстрелов пистолетов. Лошадь от испуга резко метнулась в сторону, затем в другую. Телега перевернулась из-за повторного толчка, и острый край перекладины порвал две веревки.
Шорох был страшно зол. Он хотел убить всех вокруг. Его клыки полоснули руку того, кто стрелял в него. Последующие два выстрела прошли мимо. Зато третий, уже из револьвера старшего из них угодил монстру в грудь. Зверь зарычал, потом заревел от боли и не в силах совладать с приступом гнева, отшвырнул свою жертву в сторону и быстро скрылся в кустах.
Этот мир и эти люди. Теперь Шорох возненавидел их всех. Раньше он их просто не знал, потом не понимал, а теперь ненавидел. И неужели когда-то давно он тратил столько времени на книги, чтобы научиться управлять собой только ради того, чтобы суметь вернуться к людям? Ради чего? Они уже предали его, даже не успев его увидеть, не то чтобы узнать. Зачем возвращаться к людям с их жестокостью по отношению к тем, кого они не понимают и к тем, кто не похож на них.
Шорох быстро пересек лес и вскоре выбежал на мощеную каменистую дорогу перед входом в замок. Монстр одним мощным прыжком взлетел на небольшой балкон второго этажа и тяжело приземлился на пол. Пуля в предплечье его лапы прошла до самой мышцы и сейчас рана причиняла нестерпимую боль. Зверь захрипел от боли, но постарался не обратить на это внимания. Ночь уже перешла за полночь, и до рассвета оставалось порядком четырех часов. Тогда он вернется в человеческий облик, чтобы навсегда возненавидеть этого человека. Возненавидеть и себя за то, что он рожден от людей и за то, что он сам почти человек.
Шорох тяжело зашагал по коридору своей крепости, оставляя кровавые следы. Вскоре он обрел утраченные силы и смог ступать также легко и бесшумно, как и прежде.
Зверь вошел в один из залов в центре замка, где не было окон, и куда совсем не проникал свет. Шорох опустился в угол коридора и начал тяжело дышать от долгого бега. Ему потребовалось несколько минут, чтобы понять, что он в зале не один. Из дальнего противоположного угла лился яркий свет, нарушавший первозданную темноту. Значит, Свет удалось сбежать, и сейчас она находилась тут. Шорох затаил дыхание то ли от страха, то ли от неудержимого гнева ко всем людям. Он уперся налитыми кровью глазами в эту девушку и с некоторым призрением принялся изучать ее. Казалось, Свет не заметила зверя. Она сидела в углу, оцепив руками ноги и упершись в них головой. Шорох молча оскалился. Свет вторглась в его дом, и зверя это разразило.
Около десяти минут Свет не шевелилась, и Шорох не давал о себе знать. Он наблюдал за ней, вглядываясь в ее четкие черты тела, в ее золотистые спутанные локоны. Она была красива, но Шорох все равно ненавидел ее. Еще через несколько минут, зверь издал глухой, варьирующий рык. Свет взволнованно вскинула голову, но сияние, исходящие от нее освещало не все помещение, и она не увидела Шороха.
Зверь поднялся со своего места и медленно тронулся навстречу к ней. Боль в груди и в лапе сразу дала о себе знать, и он мучительно зарычал. Неторопливыми шагами Шорох приблизился к девушке и вошел в круг ее сияния.
Свет ничего не сказала. Возможно, потому что не могла, а возможно из-за того, что боялась. Зверь и сам был готов убить девушку. Ради того, чтобы отомстить за боль, причиненную ему. Он открыл пасть с кривыми желтыми клыками и в полумраке сверкнули его алые глаза. На лице Свет читалось отчаяние, страх и мольба. Шорох не решался убить ее. Он ждал, когда девушка вскочит и убежит, чтобы он кинулся на нее, но Свет не шевелилась. Она смотрела ему в глаза своим проницательным взглядом, безмолвно моля его и прося о пощаде, но только Шорох сейчас не знал пощады. Гнев затмил сострадание в его душе, но напасть он все же не решался.
И тут девушка сорвалась с места. Монстр уже был готов. Он напряг усталые лапы и ощетинил грубую шерсть, но Свет не убежала. Напротив, она приблизилась к зверю. Не вставая с земли, почти на четвереньках она подползла к нему. Монстра это не остановило. Он занес здоровую когтистую лапу, чтобы нанести первый удар, но тут девушка коснулась его колючей шерсти своими нежными пальцами. Шорох остолбенел, а Свет провела рукой по его мускулистой лапе и дотронулась да раны на предплечье. Зверь грозно зарычал, но девушка не испугалась его. Она углубила пальцы в кровоточащее ранение, и в следующую секунду на пол звонко упала пуля. Шорох снова зарычал, но Свет провела рукой по его лапе и боль отступила. От ее пальцев повеяло приятным холодком, охладившим рану. Кровь тоже перестала капать на пол. Свет подняла глаза и посмотрела в лицо зверя, выражающее полное недоумение. Девушка коснулась раны на его груди и тоже вытащила пулю.
Шорох не понимал. Он не знал что делать. Зверь был в растерянности. Только сегодня ему казалось, что все люди жестокие скоты, способные только убивать, и уже сейчас одна из них без всякого страха лежит у его ног и уводит его боль вон.
Монстр знал это: она была красива, а теперь узнал, что еще и добра и точно также бесстрашна. Свет смотрела прямо в его красные глаза и ждала, а Шорох не знал что делать. Он понимал лишь одно: ни сейчас, ни часом позже убить ее он не сможет. В ее глазах все равно читался страх, но уже не ужас. Шороху тоже было страшно от непонимания этой ситуации.
Девушка подняла руку и протянула ее к уродливой морде Шороха. Зверь хотел укусить ее, но лишь враждебно зарычал и попятился в сторону, не зная чего можно ожидать. Свет на миг отдернула руку, но лишь для того, чтобы коснутся его щеки уже в следующий миг. Она мягко провела ладонью по его морде, спустившись к его горлу. Шорох лишь сейчас перестал рычать и сел на землю, понимая странность данного положения. Теперь глаза Свет выражали одну единственную фразу: "верь мне" – читалось в них.
Никогда раньше Шорох не ощущал прикосновения человеческой руки. Лишь в детстве он помнил материнские руки и чуть позже, но лишь утром в облике человека. А ночью никто не осмеливался подойти к нему. Его запирали в темнице, увитого цепями. Потом он и вовсе остался один. А теперь перед ним лежала хрупкая девушка, которую ничуть не смущал его страшный облик.
Шорох лег, а Свет села на колени перед ним, продолжая нежно водить рукой по его лицу и по его груди. Это продолжалось достаточно долго, чтобы зверь успел привыкнуть к ней. Затем он вдруг приподнялся и очень осторожно положил свою несуразную лапу ей на шею, а затем придвинул ее к себе. Она обхватила его плечи, обнимая зверя, а Шорох чуть плотнее прижал Свет к груди.
То, что произошло дальше остается лишь смутной легендой, но, говорят, что в этот момент лед, сковавший сердце графа когда-то давным-давно, треснул и растаял. В его груди что-то забилось уже забытым ритмом. Шорох ощутил боль, но она показалась ему приятной. Он снова научился любить и страдать, чувствовать и жалеть. Зверь еще сильнее прижал Свет к себе. Ему хотелось плакать и кричать от чувства радости и свободы. Девушка подняла голову, снова посмотрев ему в глаза, а затем нежно поцеловала зверя в его морду.
Шорох не хотел покидать ее больше никогда, он не хотел отходить от нее ни на шаг, ни в человеческом облике, ни в виде страшного зверя, но тут в его мозг ворвался зловонный запах людей. Они были где-то здесь, в замке, а потом он услышал выстрел.
Свет взволнованно вздрогнула и огляделась. Шорох враждебно зарычал и насторожил уши. До рассвета оставались считанные минуты, а эти люди могли навредить его возлюбленной и ему самому. Монстр нехотя оторвался от Свет и поднялся на лапы. Она тоже встала и в последний раз обняла его, словно желая удачи.
Шорох снова зарычал и пошел на едкий человеческий запах. Уходя из зала, он не увидел, что сияние, окружающее Свет вдруг померкло, а девушка, глядя ему в след, тихо прошептала:
– Я тебя люблю.
Зверь бесшумно скользил по бесконечным коридорам. Солнце всходило, и Шорох обретал человеческий облик. Трансформация была долгой и болезненной, но зверю нравилась эта боль. Она грела когда-то холодную кровь в венах и заставляла горячее сердце стучать быстрее. Он шел на свой последний бой ради любви и жизни.
Запах усиливался. Зверь был готов как никогда. Он резким скачком вырвался на открытый балкон. Заря уже занималась, и монстр кинулся на своих врагов в преддверье рассвета. Лязгнули его клыки. Хрустнула первая человеческая кость. Он повалил на землю белокурого человека, издевавшегося над Свет. Кто-то другой выстрелил в спину Шороха. Зверь болезненно содрогнулся, но успел покончить с первым. Когда он оторвался от бездыханного врага, еще один выстрел поразил его в плечо, но эта боль доставляла только удовольствие, потому что испытывалась не за зря. Шорох метнулся в сторону, избежав следующего взрыва, а потом легко убил второго, с густой бородой.
Его последняя жертва успела выстрелить трижды. Две из трех пуль достигли цели, поразив Шороха в живот и в грудь. К тому времени он почти обрел облик человека. Зверь повалил врага и ощутил, как острый нож расчертил борозды на его груди, но больше он ничего не успел сделать. Клыки сомкнулись на его горле, и последний из врагов был повержен.
Граф устало упал на спину. Из его ран сочилась огненная кровь, но он был счастлив. Боль парализовала его на несколько минут, но не беспокоила его сильно. Мужчина поднялся с земли, но без сил рухнул вновь, сраженный усталостью и все той же болью. Он потерял много крови, но он жил ради того, чтобы любить.
Граф сознавал, что больше не суждено ему обрести облик Шороха, он понимал, что проклятье было побеждено, и что теперь все будет прекрасно. Только одно беспокоило человека и делало его несчастным. Он не чуял запаха Свет, а замок был слишком, слишком огромным. Обойти его за всю жизнь было возможно только два или три раза, но если был хотя бы один шанс, что он сумеет найти в нем свою любовь, граф был готов пойти ради этого на все.
Он снова поднялся и, опираясь на стены, побрел искать свою любовь. Раны были смертельны, но он слишком хотел жить, чтобы умереть. Может, только сейчас он начал жить по-настоящему, не просто ради охоты и скитаний по замку, а ради великой цели. И ради этого ему действительно стоило жить.