Во всей так называемой западной цивилизации, порожденной христианством и нацеленной на "победу" над Природой, господствовало убеждение, что крупные хищники по своей сущности свирепы и беспощадны, что они извечно враждебны человеку, и их следует уничтожать при любой возможности.

Однако первобытный человек и крупные плотоядные животные никогда не были заклятыми врагами потому, что человек не являлся их постоянной добычей. Есть основания полагать, что самые "страшные" царственные хищники – пещерный лев и медведь менее всего угрожали ему.

Обычными отношениями человека и этих зверей было взаимное уважение; они считались друг с другом, предпочитали избегать встреч и без крайней нужды не вмешивались в жизнь друг друга. Действительной опасностью человеку грозило нападение травоядных: злобных диких быков, носорога, вепря.

Странной таинственностью были окружены отношения охотника каменного века с самым совершенным хищником – волком. В глубине его загадочных зеленоватых зрачков горят завораживающие огоньки, а от жуткого ночного воя леденеет кровь. Его необычайная, пугающая сообразительность, сверхчувственная способность улавливать тайные мысли человека, прозревать его истинные намерения и предвосхищать их – всё это изумляло человека.

Волк всегда следил за человеком, а человек – за волком, но, соблюдая неписаный закон, они не охотились друг на друга. Они, безусловно, испытывали взаимное подсознательное влечение. И именно зверь по имени Волк был свещенным животным у всех северных народов: даже у тех, для кого он не являлся тотемным Праотцом-Покровителем.

Тотем – значит опекающий и оберегающий Прародитель-Первопредок (разумеется, не в грубо-материалистическом смысле). Тотемизм – это уверенность в сокровенной связи племени с его верным природным сородичем в зверином обличье.

Тотемизм коренится в мироощущении неотчужденного от Природы человека, совершенно отличном от нашего. Он видел вокруг живые существа, столь же одаренные разумом, душой и волей, как и он сам. Об этом можно судить по обычаям коренных жителей Сибири, Северной Америки и других осколков первобытных охотничьих народов. "В тайге много разных люди есть", говорил Дерсу Узала. Для чукчей моржи – морской народ.

Бушмены называют животных не зверями, птицами или насекомыми, а "людьми древней расы". Они не "братья наши меньшие", а просто другие существа, сопричастные жизни: существа более древние, а, следовательно, более совершенные. Они ближе Матери-Природе, и оттого им доступно многое такое, чего не знает, не понимает и не чувствует человек. И наш далекий пращур воспитывал в себе их достоинства, равнялся на их опыт, силу, выдержку, отвагу, самоотверженность – все необходимые охотнику качества.

Именно охотник, знающий жизнь диких зверей, наиболее почитал ВОЛКА. Если по отношению к медведю он испытывал смешанное чувство уважения и страха, то волк внушал ему нечто похожее на товарищеское сочувствие: он ведь тоже рисковый добытчик, тоже охотник! А охота – это не забава, а чья-то смерть. И все охотники зависят от расположения некоего общего Духа – Хозяина зверей.

Это заставляло человека осмысливать волка как родственную душу, как самого близкого ему по подобию существа. Многие племена называли его Серым Братом и хоронили с почетом.

Предания разных народов повествуют о человеческих детенышах, вскормленных волками. Волчица воспитала Ромула и Рема, персидского царя Кира, германского героя Вольф-Дитриха, славянских близнецов-великанов Горыню (или Горыныча) и Дубыню. По поверьям, волчье молоко обладает волшебными свойствами: оно дает силу, красоту, молодость и неуязвимость. Дети, выращенные волками – или будущие родоначальники, или племенные вожди и богатыри.

* * *

В те далекие времена, когда источником пропитания для человека служила охота и дары Природы, его с хищным волком пути почти не пересекались. Люди жили бок о бок с волками, деля с ними одни и те же источники пищи и суровое бытие, и никакой кровной вражды между ними не было. Их мирное сосуществование продолжалось до тех пор, пока люди не занялись землепашеством и скотоводством, пока они не повели БОРЬБУ С ЛЕСОМ. Но даже ранним земледельцам волки были помощниками: охотясь на кабанов, косуль и диких коз, причинявших огромный ущерб засеянным нивам, они тем самым невольно оберегали поля от потравы.

Только с возникновением скотоводства (то есть выращивания животных на убой) человек стал действительно противостоять Природе, разрушая ее огнем, железом и полчищами своих одомашненных животных. В местах былого обитания копытных появился скот, и волки начали охотиться на него.

И тогда человек оклеветал волка, назвав его хищником. Хищник – значит похищающий, крадущий. Но у Природы волки ничего не похищают, напротив, их присутствие необходимо для сохранения зеленой растительности, которая иначе была бы уничтожена чрезмерно расплодившимися травоядными. Хищником назвал волка владелец скота: ведь волк поедает тех овец, которых человек намерен съесть сам.

Скоро скот становится средством обогащения, появляются рабовладельческие государства, основанные на имущественном неравенстве. Потребности животноводства изменяют отношение человека к ДИКОЙ ПРИРОДЕ. Оскудевает чутье своих корней, начинают порываться узы природного родства. Язычество утрачивает изначальную чистоту.

Для скотовода Лес – убежище волка – враг, Лесные Духи – враждебная стихия. Волк становится олицетворением человеческого страха перед дикой Природой.

Но окончательно вне закона волк был поставлен с утверждением христианства, связавшего его с "нечистой" силой. Волк был объявлен воплощением языческих жрецов-оборотней, то есть воплощением "зла", и тем самым ему был вынесен смертный приговор.

Афанасьев в "Поэтических воззрениях славян на Природу" приводит обличение болгарского епископа Иоанна: "тело свое хранит мертво... ...и рыщет волком". Именно жуткие церковные россказни о блуждающих в ночном мраке волках-людоедах, бесах-оборотнях, а не только та действительная опасность, которая исходила от волка как от лесного зверя, сделали его столь отверженным и ненавистным.

* * *

Среди народов всего земного шара было распространено убеждение, что некоторые люди владеют волшебным искусством превращаться на время в зверя.

В древности оборотничество не считалось чем-то заведомо зловещим. Даже боги могли принимать облик животных: так, Зевс оборачивался быком, орлом, лебедем... Однако чаще всего это явление было связано именно с волком. Ведь само оборотничество по-гречески – ликантропия (от "ликос" – волк). Солнечный Аполлон Ликейский (Волчий) в мифе превращается в волка. Вервольф буквально означает "оборачивающийся волком". У литовцев жрецы-оборотни назывались "вилкатсы". Мудрейший муж наших былин – Вольга-Волх Всеславьевич, чье имя само указывает на его волшебное значение: он – Великий Волхв, Великий Охотник и Великий Воин. Образ Вольги – древнейший: он восходит к тем изначальным временам, когда племенной вождь-военачальник был одновременно и вдохновенным волхвом-чародеем, чья верховная власть вытекала из власти волшебной.

Вольга-Волх совершает славный поход на врагов Рода-Племени, и именно его оборотничество приводит дружину к победе: обернувшись волком, он перервал глотки у вражеских коней, а затем, приняв облик горностая, перегрыз тетиву у вражеских луков.

В волшебных (не бытовых) русских сказках Серый Волк – оборотень. Он – вещун, могущественный помощник-покровитель, советчик и наставник. В сказках о Жар-Птице Волк – дар, посылаемый Ивану Царевичу (то есть племенному вождю) лесными хозяевами: или Бабой Ягой, или Лешим.

Егой или ягой до сих пор в некоторых областях называется волчий полушубок, бывший некогда обязательной принадлежностью знахаря, слывущего оборотнем (егозить – значит вертеться – оборачиваться, от того же корня – егерь, юла не зря называется волчком). И не случайно после христианизации "волчьим пастырем" стал в народе Егорий (в Беларуси – Ягор) Хоробрый – хозяин лесных зверей, – всадник в сопровождении волков, чей день отмечался 23/IV.

Но почему же всё-таки повсеместно поверья связывают оборотничество в первую очередь с волком? Потому, что волк был главным свещенным-тотемным животным праиндоевропейцев. А В ОСНОВЕ ТОТЕМИЗМА ЛЕЖИТ СПОСОБНОСТЬ ШАМАНОВ-ВОЛХВОВ ПЕРЕВОПЛОЩАТЬСЯ ВРЕМЕННО В СВЕЩЕННОЕ ЖИВОТНОЕ СВОЕГО ПЛЕМЕНИ.

Шаманы инков могли принимать обличье пумы, шаманы Явы оборачивались тигром, а некоторые шаманы юкагиров (юкагиры – один из самых древних и загадочных сибирских народов) даже умели явить своим сородичам "холбут айби" – призрак мамонта.

Шаманство в том или ином виде было когда-то присуще всем народам. Слово "шаман" пришло к нам через тунгусов с Тибета, где оно означало: "исступленный подвижник".

Душа оборотня может менять свои телесные одежды. Впадающей обычно в обморок шаман "выходит из себя" посредством выделения своего тонкого двойника, материализующегося затем в образе зверя. Иные же шаманы могли вселяться в настоящего волка, как бы "сливаясь" с ним.

В обычном состоянии человек познает Природу только с внешней стороны. В лунатическом же забытье и в некоторых подобных исключительных состояниях человек вступает в совершенно особые, задушевные отношения с другими живыми существами. Не зря латинские слова "анима" – душа и "анимал" – животное, родственны.

* * *

Первым домашним животным человека была собака. Все породы собак имеют одного предка-родоначальника: огромного полярного волка. Приручение этого хищника – достижение столь же величайшее, сколь и удивительное. Как только историки пытаются описать первое взаимообщение независимого, недоверчивого человека с еще более независимым, недоверчивым волком, в их умозрительных рассуждениях все чаще начинает мелькать слово "загадка".

Известно, что волки почти не поддаются дрессировке. Они боятся унижения больше, чем боли! Они и умирают молча. В цирке на задних лапках подобострастно ждут подкормку львы, тигры и медведи. Но не волки! Волк – всегда личность! Всегда бунтарь!

Кстати, о цирке: досадно, что ныне, когда вновь зазеленело языческое Древо Жизни, на него карабкаются всевозможные "жрецы", "волхвы" и прочие, в основном душевно нездоровые люди, позорящие Веру Праотцов. Москвич Александр Белов, сам себя почитающий синим (?) волком, наряжается в волчью шкуру и на арене цирка (за приличную подкормку!) потешает публику глумливым лицедейством под названием "обряд изгнания нечистой силы". Как говорится, лезет в волки, а хвост собачий...

Канадский биолог Фарли Моуэт, наблюдавший за жизнью волков в естественных условиях, в своей прекрасной книге "Не кричи: "Волки!" неоднократно подчеркивает, что часто испытывал чувство стыда перед ними за человечество.

Известны случаи, когда волки выкармливали собак. Собаки так не могут.

Волк умеет быть благодарным, и если он полюбит человека, то будет любить беззаветно, самозабвенно и жертвенно.

Любопытно, что в латышских народных песнях волк нередко именуется "дива санс", что значит "божий сын".

Невероятно, но это так: волк сам себе перегрызает попавшую в капкан лапу и уходит искалеченный, но свободный; столь безумно велика жажда свободы! Посмотрите на волка за решеткой: молчаливо и безостановочно меряет он шагами свою камеру, не удостаивая даже презрением глазеющее на него стадо двуногих. Вспоминаются строки многолетнего узника Валентина Соколова, которые он читал нам в мордовских лагерях:
Пахнет смертью и кровью в бредовом зверинце,
Я хожу полуволком, в карман кулаки.
И хочу, чтобы людям в божественной Ницце
Этой ночью приснились на горле клыки...

Пока такие вольнолюбивые звери, как волк, будут содержаться в тюрьмах – зоопарках, все людские разглагольствования о свободе – словоблудие.

Очевидно, что приручить столь неукротимого хищника мог только своеобразный посредник, шаман-оборотень, обладавший огромной силой внушения. Способность принимать волчье обличье позволяла ему вступить в непосредственное общение со зверем, как бы заворожить его, ослабить природную волю к сопротивлению и заручиться некоторым доверием. Понятно, что воплощение зверя привлекало других зверей-сородичей.

Сыграли свою роль и сходные приемы охоты. Естественно, что два рода высокоразвитых охотников рано или поздно должны были встретиться как сотоварищи. И волки и люди научились понимать, что для более успешной охоты на крупную дичь (а стало быть, для выживания и для продления Рода) необходим союз, объединение с выделением предводителя в виде самого искусного, самого смелого, самого властного и уверенного в себе охотника. Звери не избирают вожака "тайным или открытым" голосованием, а просто своим внутренним, не обманывающим чутьем признают его превосходство – право первенства, и подчиняются.

Ярко выраженное обрядовое захоронение волкообразной собаки обнаружено археологами в Северо-восточной Азии В ЖИЛИЩЕ ШАМАНА (возраст погребения – 11 тысяч лет).

* * *

Пословицы охотничьих племен поминают потомка волка – собаку добрым словом. У многих ранее кочевых народов слова "вождь", "провидец", "глава" и "собака" – одного корня.

Древние греки, подобно Сократу, клялись собакою, имея в виду собачью верность. У арийцев Индостана и у зороастрийцев собака являлась свещенным животным: она – образец неподкупности и чести, исконно-воинских доблестей. Считалось, что одно лишь присутствие собаки отгоняет зловредных упырей. Парсы-огнепоклонники и поныне к умирающему подводят собаку и заставляют ее смотреть в его лицо. Этот обряд называется сас-дид (собачий взгляд), т. к. собака – единственное живое существо, взгляда которого боится злой демон, сторожащий умирающего, чтобы завладеть его телом.

Отношение к собаке становится прямо противоположным с утверждением христианства и мусульманства, унаследовавшими иудейскую ненависть к собаке.

В библии собака считается изначально нечистым животным и упоминается только в бранных выражениях. "Богоизбранные", будучи сами прирожденными мошенниками и клятвопреступниками, возведшими в добродетель собственную лживость и вероломство, естественно питали отвращение к собаке, как к существу, способному на недоступную, непонятную им бескорыстную любовь и преданность.

Иудейское презрение к собаке, маскируясь под христианскую религию, проникло и в душу индоевропейцев. Иисус вообще всех иноплеменников-иноверцев сравнивал с "псами" (Матф., гл. 15). "Берегитесь псов, берегитесь злых делателей" – вторит "спасителю" ап. Павел (Посл, к Филип., гл. З.).

Под влиянием христианских суеверий на собаку стали смотреть как на тварь без души, воплощение "скверны и непотребства". "Свещеннослужителям" запрещалось держать собаку в доме. "Пес" и "сукин сын" делаются худшими из ругательств. Чтобы заклеймить мерзавца, его называют "канальей" (от лат. Канис – собака). Этим и объясняется, что для мучительных (и бесполезных, бессмысленных!) опытов-пыток вивисекторы чаще всего используют собак.

Церковь не скрывала своего отрицательного отношения к собаке, образ которой отождествлялся со всякого рода "греховностью" и даже с "нечистой" силой. Апостол Андрей, прошедший, по церковному преданию, водным путем из греков в варяги, проповедовал христианство "язычникам" – людям с песьими головами – так любили изображать "идолопоклонников" на своих иконах богомазы ближневосточных монастырей.

Вдумались бы хоть юродствующие "памятники", "соборяне", "наши современники" и прочие "патриоты" в то, что их славянских Чуров-Пращуров "просвещенные" христиане называли не иначе, как мужепёсами...

* * *

Волчий тотем был некогда широко распространен в Европе. У германцев он запечатлен в именах: Адольф, то есть благородный волк, Рудольф – красный волк и других. У сербов и поныне волчьим именем Вук называют ребенка, чтобы ему привилось волчье здоровье и мужество.

Саги викингов говорят об избранных героях Одина – о берсерках, воинах-оборотнях, "изменяющих свой вид", нечувствительных к боли и сражающихся в буйственном исступлении.

Среди славян тотем Волка был самым именитым и влиятельным. Еще Геродот писал, что скифы клятвенно удостоверяли свои свидетельства о неврах – оборотнях, умевших превращаться в волков. Невры – лесное праславянское племя, обитавшее на земле нынешней Белой Руси.

Известие Геродота согласуется с тем, что именно в этих местах уверенность в существовании ВОЛКОЛАКОВ, то есть людей, способных оборачиваться волком, была особенно устойчивой.

У восточных славян дольше всех сохранились осколки былого почитания Волка. Удивительно живучи они в новогодних, свадебных и других народных обрядах и обычаях Белой Руси – в песнях, преданиях, приметах, бывальщинах, заговорах и играх.

Все славянские народы справляли зимой "Волчьи праздники". В Полесье на Коляду и Комоедицы чуть ли не до наших дней устраивались пляски ряженых в волчьи шкуры и личины. Пережившие и "русское" православие, и "научный" материализм обрядовые пляски эти – глухие отголоски стародавних тайнодейств.

Славился, как оборотень, полоцкий князь Всеслав-Чародей, рожденный княгиней от безвестного волколака. В "Слове о полку Игореве" Всеслав, у которого "вещая душа была в теле", рыскал ночью волком.

Волк был свещенным животным и у балтийских славян-поморян: вильцев-лютичей, руян и других. Самый храбрый и воинственный племенной союз имел волчье, тотемного происхождения родовое имя – вильцы, то есть волки.

Среди вильцев около тысячи лет назад для борьбы с кровавой христианизацией образовался тайный союз ВОИНОВ ВОЗМЕЗДИЯ – оборотней волколаков (или волкодлаков). Их летучие отряды совершали набеги подобно дружной волчьей стае. Жесткий внутренний устав также был заимствован у волков: чтобы затравить лося, стая должна поддерживать большую сплочённость, чёткий порядок, безоговорочное повиновение вожаку и полнейшую взаимовыручку.

Волхвы вильцев были оборотнями-волколаками: на поле брани рядом со славянскими воинами вдруг появлялись матерые волчища, терзавшие крестоносцев С ЛЮТОЙ, БЕШЕНОЙ ЯРОСТЬЮ. И с X века вильцы-волки стали называться лютичами.

Отрицательный смысл в понятие "бешеный" вложен христианами. Первоначально бес – это волк-оборотень. Беситься – значит оборачиваться. Бесноватым называли впадавшего в исступление перед тем, как воплотиться в волка. Лишь потом бесноватыми стали называть просто душевнобольных.

В "Слове..." волшебник Всеслав "обесися сине мгле" – поистине ведовское заклятье. Тотемным зверем тюрков-половцев был волк, поэтому половцы в "Слове..." – "бесовы дети". Князь Игорь спасается, оборачиваясь не простым, серым, а "босым волком". Здесь – отзвук преданий о древних оборотнях-покровителях Рода:
На путь ему выбежав из лесу, волк,
Крутясь и подъемля щетину,
Победу пророчил, и смело свой полк
Бросал он на вражью дружину
Е. Баратынский

Имя Боса, вождя-оборотня славян-антов, распятого готским христианским королем Винитарием, отразилось и в "Слове...": ночные "бусовы (босуви) врани" – одно из самых темных, загадочных мест в "Слове...".

Босой – общеславянское слово индоевропейского звучания и даже шире, так как восходит к отдаленнейшим временам. Тюркское "бос" означает "серый", но ранее в это слово вкладывался сокровенный свещенный смысл. Зверь по-латыни – бестия.

Древнегерманское "босо" означает "злой". Ведь оборотнем мог быть и злой колдун. Считалось, что волк, беспричинно напавший на человека, не настоящий волк, а черный шаман, принявший звериный лик. Об этом свидетельствовало то, что колдун, превратившийся ночью в зверя и получивший рану от человека, наутро, приняв вновь человеческое обличье, оказывался израненным именно в тех местах, куда был ранен зверь. Гоголь коснулся этого повсеместно распространенного поверья в "Майской ночи, или Утопленнице".

Можно вспомнить и Басаврюка – гоголевского "бесовского человека". В глуши Псковской области босый волк и сейчас – детское пугало: "Не плачь, босый волк придет, тебя съест!".

У славян Закарпатья, где волк до сих пор свещенное животное, оборотни называются босоркунами. Боснией называется страна, где ужас на турок-завоевателей наводили волкодлаки (вурдалаки).

* * *

Волкодлака – означает буквально "волчья шкура". Волкодлак – волшебник, принявший волчье обличье. Свещенный зверь назывался: ВОЛК. Свещеннодейство называлось: ВОЛШЕБСТВО. Свещеннослужитель (способный оборачиваться волком) именовался: ВОЛХ или ВОЛХВ. В слове этом отразилась и волчья волосатость – волохатость.

Непосредственное отношение к волхвам имели и ряженые в звериные шкуры гусляры – скоморохи. "Скоморох" – есть умышленно перевёрнутое (согласно волшебству оборотничества) слово "скоромох". Скора – мохнатая, меховая шкура (отсюда – скорняк).

Древних волхвов можно условно назвать славянскими шаманами. Для своих соплеменников они были теми, кто в состоянии воодушевления общался С РОДНЫМИ БЕРЕГИНЯМИ, ДУХАМИ-ПОКРОВИТЕЛЯМИ. Они были вещунами – глашатаями – истолкователями воли Предков.

Иные могущественные волхвы укрощали непогоду: душою сливаясь с природными Духами-Ветрами, они отворачивали бурю, разгоняли градоносные тучи и сами могли обернуться вихрем. В летописях они именуются облакопрогонниками.

В Кормчей книге сказано, что селяне называли их волкодлаками, т. е. волхвами-оборотнями. Они не были колдунами, а напротив, оберегали сородичей от злых упырей, от порчи видимой и невидимой.

Волхвом-оборотнем был и ясновидящий гусляр Боян Вещий, о чем свидетельствует уже его имя. Способность к перевоплощению издревле признавалась за песнетворцем-сказителем, чье вещее искусство считалось волшебным даром – одухотворением. У болгар были широко распространены предания о певце-оборотне Баяне. Одна старинная сербская песня прямо посвещена воинственной деве Бояне, оборачивающейся волчицей.

В финской Калевале певцом-кудесником выступает шаман-оборотень Вейнемейнен.

Боян (Баян) в "Слове..." "растекался мысию (то есть белкой-мышью) по дереву, серым волком по земле, сизым орлом под облаками". Мысь – псковское произношение слова "мышь", мысью называется и сейчас еще кое-где белка.

Боян еще и "Велесов внук", а почитание ВЕЛЕСА – ВОЛЕСА (володеющего лесом) – ВЛАДЫКИ ЛЕСА первоначально было связано с оборотничеством. Праздничными днями Волеса были зимние "Волчьи праздники", впоследствии – "страшные" святочные вечера.

Боян – от глагола "баять", то есть заговаривать (в том числе боль и кровь), чаровать словами. Отсюда: баюкать – погружать в забытье (состояние наибольшей внушаемости) пением заклинаний, обладающих завораживающей, ОБАЯТЕЛЬНОЙ силой.

Баянами именовались волхвы, поющие заговоры, "славы" и свещенные родоплеменные предания-кощуны. Христиане придали понятию "кощуны" совершенно обратный смысл: ведь лучший способ спрятать – это извратить до неузнаваемости.

Так и праславянский Волес ничего общего не имеет с "богом богатства и скота", с так называемой "Влескнигой", "Русскими Ведами" и прочими хитрыми христианскими подделками, проводящими зловредную мысль, будто христианство так "мирно" прижилось на Руси, потому что было созвучно, якобы, "православному" славянскому язычеству. Сын попа, сочинитель "Влескниги" Ю. Миролюбов (Лядский) писал, не стесняясь: "Всё, на что были способны славяне, они создали позже, приняв Христианство" (Ю. М. Собр. соч. том 4, Мюнхен 1981).

Мы же возрождаем не "богов", а СОЛНЕЧНЫЙ ДУХ РОДНОГО ЯЗЫЧЕСТВА, по которому бессознательно тоскуют люди. Христианский материализм подвёл мир к роковой черте, и человечество стихийно возвращается к обожествлению Природы.

Наши исконные верования возрождаются в тесной, кровно-духовной связи с пробуждением русского национализма – и в этом залог нашей скорой и неизбежной Победы.

Одно из заклятий кровных побратимов вильцев-мстителей (переложенное на русский) начинается так:
На море – на Океане, на острове на Руяне
Светит месяц на осинов пень.
Около пня-колоды ходит волк голодный,
Ходит волк мохнатый, а в зубах его – поп треклятый...

* * *
Невозмутимый строй во всем,
Созвучье полное в Природе...

Эти стихи нашего дивного поэта, стихийного язычника Тютчева. Да, в девственной, заповедной Природе все безупречно, совершенно и непорочно. Поразительная согласованность, предусмотрительность и целесообразность природного бытия вызывает чувство несказанного изумления и у мудреца, и у невежды.

Лишь испорченному поверхностным книжным знанием умнику мир кажется схваткой враждующих сил. Неразрешимые противоречия существуют только для человека, воспитанного на христианских представлениях об извечной борьбе Добра и Зла.

Хотя христиане веруют в единого иудейского бога-творца Иегову, их монотеизм есть на самом деле дуализм, где миром правит непримиримое противоборство двух: доброго бога и злого дьявола. Отсюда, из этого раздвоения все вторичные противоречия, такие как противопоставления тела и души, материи и духа, бытия и сознания, живого и неживого, ЧЕЛОВЕКА И ПРИРОДЫ.

Ведь, согласно библейским небылицам, Земля как низшее, неодушевленное изделие божественного творения, как бесчувственная тварь была отдана на откуп дьяволу. "Мир во зле лежит" – твердят мракобесы.

Нет, мир радостен! Безусловного зла, как такового, В ПРИРОДЕ ВНЕ ЧЕЛОВЕКА НЕТ. Вне человека существует только ЛАД, ЧИСТОТА И КРАСОТА. Лишь "венец творения" вносит в этот мир скверну, безобразие и извращение.

Признавая, согласно библии, цель мира исключительно во благе человека, не представляя даже, что цель эта объемлет ВСЁ МИРОУСТРОЙСТВО, люди присвоили себе право убивать, мучить и калечить другие живые существа.

Терзаемые бесчисленными болезнями и страхом смерти вследствие противоестественного образа жизни, они измыслили басню о зле, господствующем, якобы, на Земле. Провозглашенная, но до сих пор так и не достигнутая "окончательная победа добра" обернулась для христиан страшным поражением. Они не воскресают после смерти, как им было обещано, а живут в страдании.

Страдания – роковой камень преткновения для церковников, неуклюже пытающихся оправдать бога за всё творящееся зло, примирить появление и существование зла в мире со всеблагим и всемогущим творцом-промыслителем. Над этой "проклятой" задачей богословы бьются скоро уже две тысячи лет, но они не нашли даже видимого ее разрешения.

Ведь одно из двух: если бог не мог и не может помешать злу, то он не всемогущ; если же может, но не хочет, то он не всеблаг. Третьего не дано.

И более того: если премудрый, якобы, бог сотворил мир, предвидя неизбежность в нем физического и нравственного зла, если он предал свои создания страданиям и смерти, ТО ИМЕННО ОН САМ И ЕСТЬ ПОДЛИННЫЙ ВИНОВНИК ЗЛА, а не какой-то дьявол, сотворенный человеком по образу и подобию божьему.

Ибо разве нужен еще другой дьявол кроме ЗЛОНАМЕРЕННОГО И КРОВОЖАДНОГО бога???

И если бы такой библейский бог действительно существовал, то долгом чести и смыслом жизни каждого благородного человека должна была бы быть борьба с ним.